На Смоленском направлении шли ожесточенные бои. Я, военфельдшер, эвакуировала раненых в тыл. Машины застревали в липкой грязи дорог, размытых дождями.

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,

Как шли бесконечные злые дожди...

Эти строки Константина Симонова — именно о тех днях и о тех дорогах, по которым мы вывозили раненых. Иногда сутками приходилось стоять в лесах, откапывать колеса машин, застилать хворостом дороги, чтобы выбраться из грязи. Раненых покрывали брезентом, меняли им повязки под открытым небом. Всего не опишешь, что пришлось пережить на дорогах Смоленщины.

10 июля 1941 года прямо на передовой меня приняли в ряды Коммунистической партии. А вскоре я была ранена и попала в плен.

Нас привезли в саксонский городок Цейтхайн, в лагерь № 304-Н, один из гитлеровских лагерей смерти для советских военнопленных. В лагере свирепствовала эпидемия сыпного тифа. Смерть косила людей. Но и в этих условиях люди находили в себе силы для борьбы. Здесь активно действовали антифашистские организации.

Подпольщики раздобыли радиоприемник и регулярно принимали и распространяли сводки Совинформбюро. Старик (подпольная кличка Степана Злобина, известного советского писателя, автора романа «Пропавшие без вести») наладил выпуск листовок и брошюр. Запомнились названия некоторых из них: «Что такое власовщина?», «Сталинградская битва», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Курская битва» и т. д. А когда начали издавать сатирический журнал «Блоха», к оформлению привлекли Сашу Пахомова, до войны окончившего художественное училище. Мастерски рисовал он карикатуры на Гитлера и его приспешников, на полицаев, на тех, кто позорил звание советских людей.

Революционные праздники тоже отмечались. И так все это было умело организовано, что охрана лагеря ничего не знала.

Вот как праздновали 25-ю годовщину Великого Октября. Бывший командир полка Н. Ф. Дементьев выступил с докладом. После официальной части смотрели инсценировку в стихах, которую написал Степан Злобин. Называлась она «Чем окончится авантюра Гитлера». В заключение участники торжественного собрания ознакомились со специальным выпуском стенной газеты. В ней Александр Иванович Пахомов нарисовал на фоне Красного знамени портрет Ленина.

С каждым днем крепли силы борцов, совершенствовались формы борьбы. Вскоре патриоты 304-го лагеря начали распространять листовки и сводки Совинформбюро среди пленных соседних лагерей.

Мы, женщины-военнопленные, не стояли в стороне от этой борьбы. Приближался Международный женский день 8 Марта. Каждая из нас знает, что дорог нам, советским женщинам, этот день, как радостно и весело мы проводили его у себя на Родине. Решили и здесь в лагере отпраздновать 8 Марта. Мы тщательно вымыли полы в лазарете. Из бумажных бинтов сделали гирлянды цветов и украсили ими палаты.

С первого дня плена я хранила свою гимнастерку, портупею и пилотку. Во время обысков прятать эти вещи мне помогали друзья. И вот я решила пройтись в этой форме по лагерю. Утром, одев гимнастерку и портупею, я четким шагом пошла через двор лагеря. У бараков стояли группы пленных. Сердце стучало, очень волновалась. Прошла десять, двадцать шагов. Иду уже в середине двора. Может быть, успею дойти, думала я, до того барака, где должна была поздравить женщин с праздником. В это время из канцелярии вышел дежурный по лагерю унтер-офицер Кубис. В руках он держал листок бумаги и внимательно рассматривал его. Не торопясь, он шел мне навстречу. Поравнявшись и взглянув на меня, он остановился. На его лице был испуг, удивление, а потом: «Что-о-о-о?» — рявкнул он и схватил меня за портупею. Мне было не страшно, а смешно смотреть на него, испугавшегося одного вида нашей воинской формы.

Я посмотрела ему в лицо и, сбросив его руки с ремней портупеи, крикнула:

— Не смей!..

И направилась в барак. Гитлеровец бросился за мной. Но, оглянувшись по сторонам и увидев направлявшихся к нему со всех сторон пленных, Кубис съежился под их гневными взглядами, потоптался на месте и торопливо зашагал обратно к канцелярии.

Я же, придя в барак, поздравила всех женщин-военнопленных с праздником 8 Марта и вернулась обратно. Мой поступок, конечно, не остался безнаказанным. Меня посадили в карцер на четырнадцать суток. Но и это наказание гитлеровцы посчитали недостаточным. Вскоре они отправили меня в женский концлагерь Равенсбрюк.

Поместили в блок смертников. Видимо, в бумагах, с которыми меня прислали, было дано предписание о моем уничтожении.

Страшно думать о смерти, когда тебе всего 20 лет... Но мир не без добрых людей. Старшая по бараку — фрау Малли из Австрии — спасла меня. Она переменила мой номер на номер умершей русской женщины Веры Смирновой и переправила меня в соседний барак, а узницу Лиду Романенко (это я) вписали в списки умерших.

На чужбине, в неволе я провела 1365 дней. Из них не было ни одного, когда бы фашисты не издевались над нами, опасность смерти не висела бы над каждой из нас. И только благодаря сердечной дружбе, сплоченности и помощи наших советских военнопленных и зарубежных подруг мы смогли вынести все муки ада, который назывался Равенсбрюк.

И теперь, когда наступает Международный женский день 8 Марта, я вспоминаю, как праздновали мы его за колючей проволокой в лагере Цейтхайн. И гордость наполняет мою душу, гордость за ту моральную победу, которую одержала тогда горстка безоружных и истерзанных пытками людей над вооруженными до зубов фашистами.