Вход   Регистрация   Забыли пароль?
НЕИЗВЕСТНАЯ
ЖЕНСКАЯ
БИБЛИОТЕКА


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


Назад
Меня зовут Таня

© Войтоловская Лина 1980

Мальчишка, что привез ее с Сааремаа на островок, получил свой рубль, махнул рукой в сторону трех домов, прочно утвердившихся меж валунов и сосен, и тут же исчез вместе с лодкой, словно растаял в тумане.

Легкий рюкзачок, в котором лежали только пара белья, купальник, сарафан да мыло со щеткой, показался ей вдруг неудобным и тяжелым.

В домах ни огонька, нигде ни травинки, песок да бесконечный лабиринт сохнущих на столбах сетей. От них исходил острый запах водорослей, смешанный с холодным запахом рыбы.

Ее оглушила пустынность и тишина.

Восторженные рассказы подруги о прелести этого островка, затерянного где-то между Эстонией и Швецией, показались ей сейчас каким-то злым розыгрышем, а все, о чем мечталось еще зимой, — неуместным, неосуществимым.

Здесь, на этой продуваемой ветром песчаной косе, она должна ждать приезда Георгия Николаевича и остаться с ним надолго вдвоем. Но может быть, именно этого ей и хотелось? Нет, конечно, нет, все вышло не так, как было задумано. 

...Сразу же, с первой минуты знакомства, она чутьем угадала, что вызвала в нем не просто дружеский, а особый, мужской интерес. Сперва это насторожило и даже оттолкнуло ее, как и до этого настораживали всякие попытки ухаживания. В школе ее называли Недотрогой — любое проявление внимания мальчиков, даже просто желание поднести портфель, она встречала сердитым взглядом. И в техникуме почему-то к ней стали прилипать разные прозвища: сперва она стала Царевной Несмеяной, потом ее окрестили и вовсе нелепо — Архимеда. Первое время она сердилась, не откликалась, но постепенно смирилась и привыкла к этой Архимеде, как к собственному имени.

Когда она училась уже на последнем курсе, недавно вышедшая замуж подруга, с которой они не разлучались с восьмого класса, затащила ее встречать Новый год в чужую шумную компанию сослуживцев мужа. Идти туда ей не хотелось, но сидеть всю ночь одной в пустом общежитии тоже было невесело.

Вот там-то, в этой незнакомой компании, она впервые увидела Георгия Николаевича.

Они с подругой вошли в комнату, когда все уже сидели за столом. И сразу, безошибочно она угадала — центром, душою застолья был этот большой, полноватый, уже не очень молодой человек с выпуклыми глазами, веселыми ямочками на щеках и узкой полоской черных усиков над приподнятой губой. Он был красив, этот человек. Как только подруги вошли, он помахал ей, почему-то именно ей, и крикнул:

Сюда, сюда, ко мне! Сюда...

И с губ его сорвалось изящное прозвище, пожалуй, даже подходящее и меткое, — она действительно была мала ростом и еще по-детски худа. Было это прозвище как будто излишне красивым, и от этого немного пошловатым, но с той поры ни он и никто другой не называли ее иначе; как и прежде, она быстро привыкла к своему новому имени.

В первый же день Нового года он разыскал ее в общежитии и потащил к каким-то своим друзьям. От этого посещения у нее осталось неясное чувство, будто он демонстрировал ее как забавную игрушку, хотя по-прежнему был дружески приветлив и вежлив. Это немного льстило ей, но и смущало — она все время была скованна, не могла найти нужного тона, не знала, как вести себя, и все больше молчала, внимательно слушая записанные на магнитофон крикливые, однообразные джазы.

Он стал приходить довольно часто, тут же уводил ее в кино или ресторан и всегда много и красиво говорил. Вскоре она уже знала все, что он с демонстративной откровенностью рассказывал о своей жизни, о неудачном браке, о двух избалованных сыновьях жены от первого мужа, о своей суетливой работе, о полученной женою в наследство от отца старой даче, требующей постоянного ремонта, о скуке домашних вечеров перед телевизором, словом, о том, что веселость его и довольство собой только маска, а по существу он человек грустный, и живется ему грустно. Она слушала внимательно, хотя ее все время не покидало чувство, что обо всем этом она уже когда-то читала или видела нечто подобное в кино. Но постепенно, как привыкала она к своим прозвищам, привыкла и к его посещениям, стала ждать встреч и поверила ему, даже стала немного жалеть. Поверила и в то, что постоянно и настойчиво внушал он ей: только она одна может облегчить его жизнь, без нее ему будет совсем плохо...

Неделю назад она окончила техникум. Встречи с Георгием Николаевичем не помешали ей получить диплом с отличием — все-таки недаром же когда-то называли ее Архимедой!

Впереди, до поступления на завод, целых четырнадцать свободных дней!

Еще зимой, задолго до защиты диплома, Георгий Николаевич начал упорно и вкрадчиво уговаривать ее провести отпуск вместе; они поедут вчетвером на тот самый сказочный остров, где прошлым летом подруга с мужем провели каникулы и свой медовый месяц.

Она долго не соглашалась.

Ей самой этого хотелось, но иногда она пугалась своего желания, однако быстро успокаивала себя: чего, собственно, бояться? Георгий Николаевич по-прежнему относился к ней дружески, с ласковой осторожностью и за все время их знакомства ни разу даже не попытался ее поцеловать.

В конце концов она согласилась. Пропуска заранее раздобыл все тот же Георгий Николаевич. Решено было, что она с подругой и ее мужем выедет первой, обоснуется там, снимет комнату для Георгия Николаевича, потом приедет он — так будет лучше во всех отношениях, к чему лишние разговоры?

Но перед самым отъездом все как-то неожиданно переменилось: за несколько минут до отхода поезда подруга прибежала на вокзал и сообщила, что мужу перенесли отпуск на сентябрь, но она пусть спокойно едет — прошлогодней хозяйке отправлены письмо и телеграмма, ее ждут, все будет хорошо.

Поезд тут же тронулся. Она растерянно смотрела в окошко на уплывающий перрон, на что-то весело кричащую ей вдогонку подругу. Только устроившись уже на своей верхней полке, она испуганно подумала, что там, на острове, они с Георгием Николаевичем окажутся совсем одни среди чужих. Только вдвоем, он и она! На мгновение ей стало страшно, так страшно, что захотелось сойти на первой же станции и вернуться в Москву; но страх тут же сменился каким-то настороженным любопытством: как он поведет себя там, что будет говорить?..

Внезапно ею снова овладела тревога: а вдруг ее попросту обманули и все это подстроено? Подруга заранее сговорилась с Георгием Николаевичем и вообще никуда не собиралась ехать... Неужели она способна на такое? Как узнать, как узнать, правда ли это?.. Что ж, вот и еще одна причина дождаться его приезда на остров...

Она не сошла на ближайшей станции...

Сейчас, когда она стояла одна на этом крошечном кусочке суши перед слепыми, враждебными окнами чужих домов, ей снова неудержимо захотелось тотчас же, сию минуту уехать обратно в Москву. Но как выбраться отсюда? Украсть одну из перевернутых у берега лодок и уплыть в этот серый, скользкий туман?

Ей захотелось плакать, кричать от страха, звать на помощь.

И тут она увидела, как от одного из домов отделилась высокая, темная фигура, и мягкий женский голос окликнул ее, нещадно коверкая русские слова:

Что же ты стала, девушка? Иди в дом. Мы думали, ты на пароме, встречали, а ты...

В голосе женщины была доброта, улыбка.

Забыв на песке брошенный рюкзак, она бросилась навстречу женщине, прижалась к ней и расплакалась.

Я так испугалась! — всхлипнула она.

Чего, глупая? — засмеялась женщина. — У нас нет ни зверя, ни злых людей. Мы мирные рыбаки и рады гостям. Идем, идем. Старик там жарит яичницу с колбасой. С домашней. Тебе понравится. Проголодалась с дороги?

Рюкзак...

А пусть лежит. Утром возьмешь. Сейчас надо покушать и спать. Под перину. Тепло...

Видно, это туман отмыл солнце до нестерпимого блеска. Все сверкало — небо, море, белые чайки, застрявшая в сетях рыбья чешуя, огромные ромашки на клумбах за домом, даже спина коровы, которую подле хлева доила старая хозяйка.

Хозяйка снизу вверх посмотрела на гостью, улыбнулась, блеснув на удивление молодыми зубами.

Совсем ты девчонка, а мне писали — кончила техникум, с осени на работу. Да?

Да. Меня зовут...

А к чему мне твое имя? Девочка и буду звать. Мне ваши имена запомнить трудно. А я — хозяйка. А старик — хозяин. Вот и все имена. Поняла?

Поняла.

Обе засмеялись.

Можно мне поучиться доить?

Ну, ну. Только моя Эли чужим не дается. Попробуй. Садись. Вот так надо.

Минуту старуха наблюдала за неловкими попытками девушки, но у той ничего не получалось, ни одной капли не могла она выдавить из тугого вымени.

Старуха легонько столкнула ее со скамеечки, уселась сама и, посмеиваясь, принялась доить.

Долго учиться надо. Не успеешь. Иди лучше погуляй. На, попей парного. Завтрак не скоро — когда старик с моря вернется.

Спасибо. Побегу искупаюсь.

А ну, беги, беги. Не озябни. Море у нас холодное.

Ничего. Я люблю.

Торопливо натянула купальник и босиком прошла к морю по обжигающему холодом песку. С наслаждением вбежала в воду, вовсе не показавшуюся ей такой уж холодной. Немного поплавала. А когда возвращалась, хозяин как раз сталкивал на воду баркас.

Вам помочь?

Старик добродушно рассмеялся:

А помоги, помоги.

Она протащила лодку до высокой воды, подождала, пока в нее залез хозяин, потом ловко перевалилась через борт.

Можно, я на весла?

Старик насмешливо приподнял рыжие брови.

Не надорвешься? Баркас тяжелый.

Ничего.

Старый рыбак с удивлением смотрел, как ловко она разобрала весла, протабанила одним веслом, повернула неуклюжий баркас и легко, будто едва касаясь веслами воды, стремительно повела лодку в открытое море.

Куда? — крикнула она.

Греби, греби, пока силы. Я правлю.

Не надо. Я сама. Скажите только куда.

Вон вешки впереди. Дойдешь?

Дойду.

Не устала?

Нет.

А ты ничего. Маленькая, а сильная.

Она только счастливо засмеялась в ответ.

Подплыли к вешкам. Море, довольно бурное у берега, здесь было почти спокойно.

Подгребай левым! — приказал старик, будто уже привык к помощнице.

Он начал вытягивать сеть и вдруг яростно заругался по-эстонски.

Что такое? — обернулась она.

Чуть не порвал. Опять зацепилась. Второй раз эта же сеть! Черт ее!

А как в первый раз ее вытянули?

Не я, сосед. Стар я нырять — дыханья мало. Теперь оба соседа на сенокосе, раньше конца месяца и не жди!.. Резать? Новая! Жалко!

И снова принялся со смаком ругаться по-эстонски.

Как это зацепилась? За что она в море могла зацепиться?

Кто знает? Не видно. Может, старый якорь, может, острый валун или топляк.

Знаете что? — подумав, сказала девушка. — Я попробую.

Да ты что? — крикнул старик. — Умом решилась? Здесь глубина! Не смей!

Но она уже стояла на борту и вдруг, вся собравшись в комок, бросилась головой вниз, в воду.

Старому рыбаку показалось, что она взлетела, так легок и точен был ее бросок. Со страхом вглядывался он в глубину; еще секунду-другую видел он ее сжавшееся тело, потом оно распрямилось, словно у рыбы, и исчезло в зеленоватой темноте. Улетали секунды; старику они казались долгими минутами. Он был растерян, зол, взволнован. Ничего, ровно ничего не мог он разглядеть в плотной толще воды. И вздрогнул, когда за его спиной раздался веселый, чуть задыхающийся голос:

И верно, ржавый якорь. В порядке. Можете выбирать.

Она взобралась в лодку, отжала сразу потемневшие волосы, разбросала их по спине и плечам, взялась за весла. Только тогда старик пришел в себя.

Тебя черт возьми! — сердито закричал он. — Я думал, ты потонула!

Ска́жете тоже! Я волжанка. Только училась в Москве, а так — я с Волги.

Старик не очень разобрался в ее объяснениях. Но спокойствие и уверенность в ее голосе тут же снова превратили его в капитана.

Суши правое. Левым, левым табань. Старайся баркас держать. Так... так... перевались больше влево. Да вот еще, возьми.

Он достал из подкормового ящика огромные резиновые сапоги, бросил ей.

Надевай.

Зачем?

Зачем, зачем... Надевай, не разговаривай!

Она покорно всунула мокрые ноги в бахилы, едва не утонув в них целиком. И в ту же минуту почувствовала, как лодка накренилась, потом выровнялась, и на дно ее, прямо к ногам, хлынула тяжелая, сверкающая масса.

Господи! — вскрикнула она.

Чего трусишь?

Они... они шевелятся, — испуганно ответила она.

А конечно. Живые. Ну-ка, подвинься. Я на второе. Тяжело, улов. И дома скорее — я голодный.

Как только нос лодки скрипнул о песок, она выскочила, скинула сапоги и опрометью бросилась к дому. Ее мутило, казалось, если она хоть еще секунду пробудет рядом с блестящими, извивающимися рыбами, она тут же потеряет сознание от отвращения.

Старик вошел в кухню, когда она уже переоделась и расчесывала мокрые волосы. Она услышала, как за стеной хозяин что-то смеясь рассказывал жене, а та заливалась легким, старушечьим смехом.

«Это они надо мной. Ну и что? Да, я их боюсь — они скользкие, щекочут, брр...»

Иди, девочка! — позвала хозяйка. — Завтрак готов.

Когда уселись за добела выскобленный стол, старуха провела рукой по ее распущенным, влажным волосам.

А ты не мальчишка? — подмигнула она. — Ну, ну, я так, шучу. Ешь давай. Наработалась...

В коротеньком, не доходившем до колен сарафане, не подвязывая волос, босиком она отправилась обследовать остров.

Он оказался вовсе не таким уж маленьким: за добротными домами, что фасадами выходили не к морю, как она думала поначалу, а к негустому сосновому лесу, стояло еще несколько крепких построек — хлевы, амбары, небольшая коптильня, над которой вился вкусный дымок, высокий сарай с тянущимися ко всем строениям проводами.

Она прошла сквозь лесок и снова оказалась у воды. Но берег здесь был вовсе не таким диким, как тот, к которому ночью привез ее мальчишка лодочник: к земле прижималась крошечная деревянная пристань с выкрашенной в ярко-голубую краску будкой над нею; от пристани к противоположному берегу неширокой здесь протоки тянулся металлический трос, удерживающий прочный паром. На том берегу протоки стояли машины, ходили люди, словом, до нормальной жизни было рукой подать!

«Ах ты жулик, мальчишка, — засмеялась она. — Рубль хотел заработать, вот и возил меня вокруг света!»

За обедом она спросила, куда они девают рыбу, которую отлавливают? Неужели съедают такую массу сами?

Хозяин был чем-то озабочен и не обратил внимания на ее вопрос. Ответила ей старуха.

Что ты, девочка! Мы от колхоза ловим. Часть сами коптим, часть сдаем на наш колхозный рыбзавод. Автоцистерны приезжают, загружаются, паром везет. Мы, три семьи, тут только летом и в осеннюю путину. Зимой — дома. У нас дом знаешь какой — каменный, двухэтажный, камин есть, телевизор цветной, не то что здесь, старый. Наш колхоз — богатый колхоз, и колхозники богатые. Это — Эстония!

Сегодня без телевизора, — проворчал старик, и света нет. Третий день. Механик только в среду приедет! Еще три дня как кроты в норе!

Ничего, — махнула рукой старуха. — Пораньше спать ляжем.

Спать, спать. Тебе бы всю жизнь только спать!

А что случилось? — полюбопытствовала девушка.

Движок испортился.

Движок? А можно я посмотрю?

Что ты в этом понимаешь? — рассердился старик. — Сиди уж, ешь и помалкивай.

Зачем вы так? Я ведь действительно в этом разбираюсь.

Брось болтать!

Я не болтаю! Вовсе я не болтаю!

Она вскочила, выбежала из комнаты, быстро вернулась, протянула старику красную книжечку.

Вот! Это мой диплом. С отличием! Читайте: специальность — электротехник. Понимаете? Электротехник.

Ты смотри! — удивленно протянул старик.

Еще мгновение он недоверчиво разглядывал диплом и его обладательницу, потом вскочил, бросил на ходу:

Пошли!

Она возилась почти до самых сумерек, два раза чуть ли не по винтику разбирала и собирала злополучный движок, вся перемазалась и не отвечала на сердитые замечания старика, не отходившего от нее ни на шаг.

Наконец, — честно говоря, она и сама не могла с уверенностью сказать почему и как, — движок ожил и яростно затарахтел, вспугнув чаек и ворон, заметавшихся над берегом, соснами и валунами.

Меж домами показалась хозяйка. Старик что-то кричал ей, махал кепкой, смеялся. Потом подбежал к измученному механику и крепко поцеловал в перемазанную мазутом щеку.

Выключай! закричал он в самое ухо девушки. — Включим к передаче. Пошли, хозяйка ужинать зовет.

Умытая, причесанная, счастливая, сидела она за столом, а старики наперебой подкладывали ей на тарелку то маринованные грибы, то моченые яблоки, то засахаренную бруснику. Она смеялась, протестовала, но с удовольствием поедала все, что лежало перед ней.

Старуха разлила по стаканам холодное, с погреба, молоко, усмехнулась:

Попробую тебя все-таки научить корову доить. Справишься? Нет?

Так прошел ее первый день на этом крошечном острове, не отмеченном ни на одной, даже самой подробной, карте...

И один за другим, словно цветные камешки, покатились дни, наполненные купанием в прохладном море, солнцем, рыбалкой, возней по хозяйству, недалекими прогулками. Старуха постепенно переложила на нее часть домашних дел, сама же почти все время проводила в коптильне и на пристани, помогая мужу грузить на машины ящики с копчушками и заливать живой рыбой цистерны, стряпала и доила корову — эту премудрость постоялица так и не одолела. К вечеру гостья сильно уставала, но нисколько этим не огорчалась. Все равно ей было здесь необыкновенно хорошо, так хорошо, как не бывало даже дома.

Только перед самым сном, грея под хозяйской периной усталое тело, она снова начинала думать о Георгии Николаевиче. Первые дни ей казалось, что она ждет его с нетерпением, даже с обидой — выходит, она не так уж и нужна ему, если он так долго не приезжает. В такие минуты ей почему-то особенно хотелось его видеть. И все-таки она сознавала, что вдали от него ей лучше, спокойнее. Нет, он никогда не был назойлив, но ее настораживала, иногда и пугала его затаенная уверенность в собственной неотразимости. Она понимала, что при всей его многословной, демонстративной откровенности, он не всегда правдив, словно разыгрывает перед нею какую-то самому себе навязанную роль.

На четвертый день ее жизни на острове хозяйка, вернувшись с пристани, протянула ей телеграмму.

   Тебе. Паромщик привез, велел отдать.

Она схватила телеграмму и убежала к себе в комнату — ей не хотелось читать ее при стариках.

«Вынужден задержаться несколько дней. Мечтаю встрече малюткой. Выезде сообщу».

Подписи не было.

Мечтаю встрече, — негромко произнесла она.

В этот вечер она долго не могла уснуть. Не потому, что ей было особенно грустно, нет, просто хотелось разобраться в себе, понять, так ли уж сильно хочется ей, чтобы он приехал, мечтает ли она о встрече? Что мешает ей радоваться телеграмме и привычным красивым словам? Она не могла на это ответить, но что-то мешало... Наутро она снова забыла обо всем, разморенная ветром, купанием, бездумьем.

Прошло еще несколько легких дней.

Но однажды в бессонный вечерний час у нее мелькнула испугавшая ее оскорбительная мысль: а что, если то, что он так долго не едет, тоже продумано заранее?! Не едет, чтобы заставить ее непрестанно думать о нем, скучать, тосковать?! Она заплакала от обиды и еще от того, что все-таки его ждала...

Ждала, но все больше привыкала к соленому ветру, к беспрестанному шуму моря, все крепче привязывалась к старикам, к утреннему кормлению чаек, к неназойливому солнцу просторных дней.

...В то утро она проснулась очень рано, даже раньше своих хозяев; вскочив с постели и пробежав сквозь белесое облако, поднимавшееся от песка, она с разбега бросилась в туманное, тихое, еще ночное море. И тотчас охватило ее такое счастливое чувство освобождения, что она, словно птица, закричала навстречу встающему солнцу и прохладной воде.

С этой минуты она перестала ждать. И радовалась тому, что Георгий Николаевич не едет. Как нелепо выглядел бы он рядом со старым рыбаком и его женой! А она? Каким бы прозвищем окрестил он ее сейчас, пропахшую рыбой, мазутом, морем, с выцветшими почти добела волосами и потрескавшимися от песка пятками?

Нет, ни одного дня, ни одной секунды этого прекрасного прохладного июля, этого короткого своего отпуска не отдаст она воспоминаниям о Георгии Николаевиче, ожиданию чего-то тревожного, неизвестного, что сейчас казалось ей стыдным...

А вечером, за ужином, хозяйка протянула ей еще одну телеграмму. Как и первая, эта тоже была без подписи: «Выезжаю сегодня машиной. Жди».

Несколько секунд она соображала, сколько времени может занять такая поездка, и наконец решила:

«Успею».

Плохое что? — сочувственно спросила хозяйка.

Нет... Но завтра я уезжаю.

Что скоро так? У тебя ведь еще несколько дней...

Надо, — коротко ответила она.

Ранним утром, торопясь на первый паром, она сложила рюкзак и вышла с ним на кухню, попрощаться и расплатиться с хозяевами.

Старик сердито оттолкнул ее руку с деньгами.

Ты что? Обидеть хочешь? Мне помогала, жене помогала, движок наладила. Это я тебе должен, не ты мне!

Она не стала настаивать, поняла, что они действительно могут обидеться.

Спасибо вам за все! — сказала она, обнимая хозяйку.

Еще приедешь? — спросила та.

Приезжай хоть зимой, хоть летом, — улыбнулся хозяин. — Мы тебя полюбили.

Она прижалась лицом к колючей, небритой щеке старика.

Обязательно приеду!

И выбежала. Но вдруг остановилась на пороге, будто споткнулась обо что-то: услышала, как хлопнула дверца машины, и тотчас увидела быстро идущего к ней по дорожке Георгия Николаевича.

Колибри! — крикнул он радостно. — Наконец-то мы опять вместе!

Она не двинулась к нему навстречу, не переступила порога, осталась стоять неподвижно, держа в опущенной руке легкий свой рюкзак.

Он сделал еще шаг к ней, сказал тише, менее уверенно:

Колибри!

Меня зовут Таня, — негромко откликнулась она.

Ты на меня сердишься? Но клянусь, я не мог вырваться раньше. Перевозил своих на дачу, получал машину... Я ведь хотел... Пойдем, посмотришь, какая красавица!

Она молчала.

Старики не показывались. Было очень тихо. Только пошумливало море да коротко гуднул отошедший паром.

Ты сердишься, Колибри? Сердишься, что так долго меня ждала? Но, честное слово...

Я давно уже вас не жду, — перебила она.

Но, пойми... — и осекся под ее пристальным взглядом.

Это хорошо, что вы на машине, — сказала она, слегка усмехнувшись. — Вам не трудно подбросить меня в Пярну на аэродром? Тогда я смогу еще попасть на двухчасовой до Москвы.

Но почему? Ведь у тебя еще несколько дней...

Да. Но я все равно хочу быть сегодня в Москве.

Я думал... я надеялся... эти несколько дней с тобой... вдвоем...

Она переступила наконец порог и, молча обойдя его на узкой дорожке, направилась через лес к причалу. Не попрощалась, даже не кивнула ему и вскоре скрылась за деревьями.

А он все стоял, глядя ей вслед, и по лицу его было видно — игра его кончилась поражением.

Наконец он опомнился и бросился к машине...

Всю дорогу до Пярну они молчали. Он искоса поглядывал на ее спокойный профиль, на легко брошенные на рюкзак загорелые руки, и ему казалось, что эту сидящую рядом с ним девушку он никогда до этого не видел. И странно — он, всегда такой самоуверенный, немного даже робел перед нею.

Машина остановилась у аэровокзала.

Она вышла и, прежде чем захлопнуть дверцу, сказала благовоспитанно и серьезно:

Вы были очень любезны, Георгий Николаевич. Я искренне вам благодарна. Всего хорошего.

И вошла в здание.

С минуту он просидел не двигаясь, положив на руль обе руки в коротких шоферских перчатках с дырочками на костяшках пальцев. Потом тряхнул головой и резко взял с места...

© Войтоловская Лина 1980
Оставьте свой отзыв
Имя
Сообщение
Введите текст с картинки

рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:


рекомендуем читать:




Благотворительная организация «СИЯНИЕ НАДЕЖДЫ»
© Неизвестная Женская Библиотека, 2010-2024 г.
Библиотека предназначена для чтения текста on-line, при любом копировании ссылка на сайт обязательна

info@avtorsha.com