С утра до позднего вечера на строительстве дома, мимо которого я ходила на работу, медленно поворачивалась длинная рука крана. Бывало, я останавливалась: интересно было смотреть, как, словно игрушечные, взмывают ввысь громоздкие бетонные конструкции, тяжелые бадьи с раствором... Может, это и наивно, но я нередко завидовала крановщику, управлявшему этой махиной. Несколько раз я видела, как он, казавшийся снизу совсем маленьким, легко взбирался по лестнице в кабину крана. А однажды увидела, как в обеденный перерыв он спускался, и с удовольствием отметила, что он высок и строен и чисто выстиранный комбинезон ловко сидит на нем. Впрочем, видеть крановщика вблизи мне не случалось, все наблюдения свои я делала на ходу, спеша на работу или домой. Мы ведь всегда торопимся...

Так, мимоходом, я еще узнала, что зовут его Арифом (к нему то и дело обращались строители) и что зимой он носит огромную меховую шапку, уши которой в холодные дни опускает.

Иные соседи были недовольны стройкой рядом — еще бы: и пыль и шум. А мне по душе было строительство: огромный дом рос быстро, и рост его отмечал ход времени, обычно незаметно ускользающего. Внизу, на первом этаже, уже вставляли дверные и оконные рамы. И вновь, почти каждое утро, мой взгляд останавливался на гибкой стремительной фигурке «знакомого» крановщика, играючи взбирающегося на верхотуру.

Однажды — это было уже весной — я не поверила своим глазам. На самом верху крана, перед стеклянной будкой, весело кивала ветру огромная ветка сирени. «Ну что ж, значит, у Арифа сегодня вечером свидание», — подумала я и улыбнулась. И весь день у меня получился легким и радостным.

Случилось так, что, возвращаясь с работы, я вновь увидела Арифа. Теперь он, держа в руках знакомую мне ветку сирени, спускался с лестницы. Невольно я почувствовала нечто похожее на легкую зависть к его юности, влюбленности, радости предстоящего ему вечера. Мелькнула и пропала мысль о минувших годах моей собственной молодости. Я замедлила шаги. Юноша спрыгнул с третьей ступеньки и весело побежал по площадке в первый этаж дома. А я... я свернула и пошла следом за ним. Мне по-человечески интересно было познакомиться наконец с этим молодым строителем, а возможно, и написать о нем. Однако мне не повезло: юноши с сиренью я нигде не нашла и прорабская была уже закрыта. Я вышла на площадь. Рабочий день кончался, и строители торопились домой. Мелькало множество молодых лиц, и все-таки никого, похожего на героя моего будущего очерка, я не заметила. Устав ждать, решила спросить у кого-нибудь, как найти крановщика. Мне повезло — как раз в эту минуту из дома вышла красивая девушка с веткой сирени. Уж не Ариф ли преподнес его?

— Замечательная у вас сирень!

Девушка улыбнулась и замедлила шаг.

— Простите, — проговорила я, — но только что эта ветка была в руках парня-крановщика, которого...

Девушка не дала мне докончить фразу.

— Которого не существует вовсе! — весело засмеялась она. — На кране работаю я, и ветка была со мной целый день. С ней веселее работается!..

И она поглядела на меня, любуясь впечатлением от своих слов.

Должно быть, вид у меня был довольно обескураженный. Девушка рассмеялась, а я сказала первое, что пришло на язык:

— Да, но... я же сама слышала, как его называли Арифом? Или у меня галлюцинации не только зрительные, но и слуховые?..

Девушка опять рассмеялась:

— Да нет, все правильно. Только не Ариф я, а Арифа. А Арифом в шутку меня прозвали наши ребята. Так что, как видите, все очень просто. А зачем вы искали крановщика?

— Я — журналистка. Мне показалось, этот крановщик должен быть человеком молодым, веселым и красивым, — сказала я. — Вот и захотелось поглядеть на него поближе, познакомиться, расспросить.

— Норму я выполняю, — сказала Арифа, погружая лицо в сирень, — а об остальном — спросите у прораба...

— А сирень? Вам не трудно было тащить ее наверх?..

Девушка смущенно развела руками и мягко улыбнулась:

— Я же сказала: мне с ней веселей. И потом... Женщина всегда остается женщиной, разве неправда?

Я согласилась с ней и долго смотрела вслед, узнавая и не узнавая милую летящую походку, чувствуя, как на смену изумлению приходит чувство гордости за эту хрупкую Арифу. А в ушах звенел ее голос: «Женщина всегда остается женщиной, разве неправда?»