Этот золотой пляж, эта чистейшая морская свежесть, эта зеленая горная кайма, эта буйная природа и до ноября цветущие деревья! Как я люблю осеннюю Болгарию и ее бескрайние пески, по которым можно идти и идти — без конца, без устали, подставляя лицо ветру или ощущая его мощные толчки в спину. А болгарское вино, в котором ощущаешь вкус живого винограда! Легкое, веселое, цвета розового граната или густое и темное — до черноты. А случалось ли вам запивать янтарно желтый болгарский виноград (виноградины — в полпальца!) таким же янтарным «Шардонэ»? Случалось ли вам виноград запивать виноградом? Если нет, поезжайте в Болгарию.

Ну, конечно, вас ждет не только виноградная идиллия. Как это говорят? «Наши цены вас приятно удивят!» Нет, здесь все наоборот: болгарские цены вас неприятно удивят. Но когда в подобных местечках люди работают только летние месяцы, а остальное время сидят дома, то мораль проста: драть надо с этих буржуев-туристов втридорога! Раз хватило денег, чтобы сюда доехать, пусть раскошеливаются! И это не болгарское изобретение. На всех курортах — то же самое.

Мне нравится проводить лето в Москве, нравится ее опустелость и городское истомление от июльской жары. Но когда приходит осень, с ее дынно-арбузным изобилием, я начинаю подумывать о короткой передышке — хотя бы дней на десять, хотя бы на неделю. Я долго изучаю всевозможные проспекты. Египет с его пирамидами? Почему-то не тянет. Всю жизнь влекущая меня Япония? Баснословно дорого!

Греция? Как-нибудь в другой раз. Турция, куда у нас ездят все-все? Вот именно поэтому и не хочется. Франция? Но Франция для меня — не отдых, а профессия, значит, работа. А мечтается хотя бы одну недельку в году пожить без всяких забот, ни о чем не думая, и помолчать, и ходить, ходить, ходить, и любоваться, любоваться синеглазым южным морем.

Кипы проспектов я откладываю в сторону с чувством сладостного удовлетворения, словно уже побывала во всех экзотических странах, куда меня зазывает яркая глянцевая реклама. Но... когда мечтательные грезы рассеиваются, проблема остается нерешенной. И ее нужно решать.

И я решаю: в Болгарию!

С этой женщиной мы познакомились еще в Москве, в аэропорту, когда дожидались своего рейса. С милой рассеянностью наши турагентства ухитрились перепутать время вылета, и вот сотня, а может, и две туристов спозаранку примчались в аэропорт, где их встретили холодным душем: самолет вылетит не в девять утра, как значилось в наших билетах, а в одиннадцать. А девятичасовый рейс отменили еще неделю назад: поздняя осень, конец сезона! И вот два с лишним часа мы зря мерзли в неприютном и ледяном сарае (ночью уже случались первые заморозки), который называется у нас международным аэропортом Внуково.

Ирина выглядела очень респектабельной и благополучной женщиной. Модно и красиво одетая, она чинно и невозмутимо дожидалась вылета, не тратя нервы на бессмысленные пререкания со служащими аэропорта по поводу глупейшего недоразумения, жертвами которого мы стали по вине турагентов.

Но в самолете, где места наши оказались рядом, она отогрелась, отмякла и сбросила чинность. И — на душе, видно, накипело, а поделиться не с кем! — рассказала, зачем летит в Болгарию, куда она ездит каждый год.

Что побуждает нас откровенничать со случайным попутчиком, с которым судьба свела нас всего на несколько часов? Желание убить время? Или исповедоваться перед незнакомцем легче, чем перед близким человеком? Ведь выплескивая свои горести и обиды незнакомцу, мы не боимся, что он когда-нибудь напомнит нам об этих минутах слабости.

Но сначала у Ирины была не Болгария, а целая жизнь.

До чего же удачно все у нее складывалось! С блеском закончила институт, преподавала экономику в престижном вузе, без труда скопила на кооперативную квартиру и зажила своей, независимой от родителей жизнью. И тут без памяти влюбилась в красавца-художника, а он — в нее. Поженились и зажили душа в душу. Он доверял ее вкусу и обсуждал с ней все свои идеи. Через несколько лет родился сын, и у них была просто идеальная семья.

Беда пришла, когда сыну исполнилось четыре года. Это произошло летом, жара в те дни стояла ужасная, и вот однажды муж не пришел ночевать. Такого в их жизни еще никогда не было. Сначала она не очень встревожилась: муж работал в театре, и там как раз готовили премьеру. Но до сего дня он всегда предупреждал, когда задерживался. Часа в три ночи она позвонила в театр. Там — никого. Она еле дождалась утра. А утром ей позвонили из психиатрической больницы: накануне вечером у ее мужа по дороге домой, в метро, случился буйный припадок, он расколотил окно, шумел, кричал. Диагноз ужаснул ее: шизофрения. С чего вдруг? Почему?

Началось лечение. Из больницы муж вернулся здоровым. Но он плохо помнил, что с ним стряслось. Словно нахлынула и понесла какая-то злая сила... Помрачение... Это все из-за жары, во всем виновата эта убийственная жара...Но с болезнью покончено раз и навсегда! Он совершенно здоров. И этот кошмар никогда не повторится.

Полгода безмятежного счастья. Всего полгода. Как-то вечером, вернувшись вечером с работы, она застала мужа лежащим на полу. Прижав ухо к полу, он вслушивался в только ему слышные звуки. Оторвав ухо от пола, он шепотом сказал: «Знаешь, они все время следят за нами». Она похолодела. Опять! Новый приступ!

— Кто? Что ты выдумываешь? Кто следит за нами?

— Враги. Они все время следят за нами... Они и только и ждут, чтобы напасть на нас.

Разубедить его было невозможно. И уговорить добровольно лечь в больницу она тоже не смогла. Но когда он снова начал буйствовать и крушить все, что было в доме, пришлось вызывать «Скорую». Муж был богатырем и отчаянно сопротивлялся — санитары ударили его несколько раз, прежде чем смогли скрутить и запихнуть в машину. И все это на ее глазах!

Снова больница. Снова лечение. И снова возвращение домой, и опять он не помнил, что с ним произошло. Но как хотелось верить, что этот кошмар больше не повторится!

Родители мужа признались Ирине, что в их роду уже был шизофреник. Но они решили скрыть это от нее: ведь когда сын женился, ему было под тридцать, и он был совершенно здоров. И они надеялись: может, пронесет! Не пронесло.

Прошло еще два года. Буйные припадки становились все чаще и страшнее. Однажды ночью муж набросился на Ирину и начал колотить ее головой об стену.

Она стиснула зубы и старалась не кричать — чтобы не напугать сынишку. Но тот все равно проснулся, выбежал из своей комнаты и забился в плаче. От страха у него пропала речь.

Нужно было что-то решать. Ирина любила мужа, ради него она была готова пожертвовать чем угодно. И терпеть любую боль. Но теперь уже нужно было спасать и сына. Ей пришлось выбирать: муж или сын.

Она оставила мужу принадлежавшую ей квартиру и ушла с ребенком к родителям, в их маленькую квартирку на окраине Москвы.

Несколько лет они теснились на этой окраине, пока она не накопила денег, чтобы купить в рассрочку двухкомнатную квартиру для себя и сына. Она вкалывала день и ночь, не брезгуя никакими подработками. Денег требовалась уйма. Нужно было растить сына и лечить его от перенесенного потрясения, помогать родителям-пенсионерам и оплачивать новую квартиру. Опекать все более впадавшего в безумие мужа и поддерживать хоть какой-то порядок в его жилье, которое напоминало берлогу одинокого и больного зверя.

— А по семье он не тосковал, когда остался один? — спросила я Ирину.

— Конечно, тосковал. Особенно по сыну. Ему казалось, что мои родители и я — это враги, которые отняли у него ребенка. Были случаи, когда он врывался к нам в квартиру и начинал буянить, требовал, чтобы ему вернули сына. Сын прятался под кроватью, а мы с родителями пытались его как-то образумить. Но как можно образумить безумного человека? Даже вспоминать страшно...

Но жизнь снова подарила Ирине праздник. На курсах, где она преподавала, среди ее учащихся был молодой болгарин, который приехал налаживать экономические связи с Москвой и учиться всему, чему только можно было у нас учиться. Неожиданно, за несколько дней до своего отъезда, он признался ей в любви. Он был высок, хорош собой, на несколько лет моложе ее и... женат. Но она очертя голову, как в омут, бросилась в эту сумасшедшую любовь. Она так истосковалась по нежности и ласке, а тут — такое счастье! Пусть всего на несколько дней! Пусть даже на один день! Или на одну ночь! Будешь ли думать о будущем, о перспективах, если так жаждешь быть счастливой сегодня, сию минуту? И этот болгарин успел подарить ей перед отъездом столько любви и счастья, что она гордо выпрямилась, похорошела и женщиной! снова почувствовала себя женщиной!

А что же потом? Первые годы он придумывал разные предлоги, чтобы изредка, на несколько дней вырываться в Москву. И она шалела от радости, забывая в эти дни обо всем на свете. Затем он перестал приезжать. Но она, отравленная этой любовью, уже не могла смириться с ее утратой. И она начала сама ездить в Болгарию — хотя бы раз в год, всего на несколько денечков.

За эти десять лет у него появилось трое детей, брак его был непоколебим, но отказаться от своей любви она не могла. И смиренно терпела мучительную неловкость, когда он приглашал ее к себе в дом, где она должна была играть роль бывшей учительницы, и каждый раз запасалась московскими подарками для его жены и детей. А он не находил в этой ситуации, унизительной для обеих женщин, ничего неловкого. Ирина играла с его детьми, учила их русским словам и вздрагивала, когда ее возлюбленный раздраженным тоном делал замечания жене. Она мысленно прикидывала, хотела бы она быть на ее месте, и не находила ответа.

Он брал на три дня отпуск и возил ее по райским уголкам —каждый раз в новое место. Он знакомил ее со своими друзьями, и вместе с ними они проводили вечера в шикарных ресторанах. Эта мужская компания по очереди приглашала ее танцевать, громко смеялась ее остротам и восторгалась ее «раскованностью». Ирина веселилась от всей души и с удовольствием царила среди этих мужчин. Ее забавляло, что они нахваливают ее за то, что не простили бы собственным женам, которых не берут с собой на свои холостяцкие пирушки. Ей вспоминалось, как ее возлюбленный придирается дома к жене. А если бы он видел Ирину каждый день, а не только три дня в году? Оставалась бы она для него желанной или нет?

Но она гнала от себя эти мысли. Она догадывалась, что их роман длится только благодаря ей, и что наверняка у него есть и другие женщины. Она страшилась задать ему этот самый простой, но не допускающий уклончивого ответа вопрос: «Ты меня любишь?», который чаще всего задают, чтобы услышать подтверждение тому, в чем и без того уверены. Она была уверена только в одном: это она, она любит его и целый год живет в ожидании этих трех дней счастья, которые он дарит ей, принимая ее любовь.

Целый долгий год она копит деньги для этого путешествия (он никогда не оплачивает ее поездки, хотя его фирма процветает), заранее обговаривает с ним дни своего «десанта», тщательно подсчитывает, чтобы в эти дни не случились месячные, накупает новые наряды, меняет прическу, высветляет волосы, чтобы выглядеть позавлекательней и — летит, летит к нему в прямом смысле на крыльях своей любви. Он никогда не говорит ей о своих чувствах, и она жадно ловит каждый малейший знак, стараясь угадать радость в его глазах при встрече или грусть при расставании. Похвалил он ее наряды или даже не заметил? Но его объятия, его стон, его радостный смех, что вырывается у него, когда она отдается ему со всем жаром истосковавшегося по ласке тела — может, все-таки любит? Три дня райского счастья — ради них она и живет.

А что будет дальше? Кто знает? Годы идут, она стареет и засыхает от своего одиночества. Сын уже взрослый, студент, у него своя жизнь.

А ей, ей так хочется не ворованных минут счастья, а постоянного тепла! Так хочется, чтобы не где-то там, далеко, в чужой стране, а рядом с ней был верный, любящий человек — протянула руку и погладила его сильное тело, прижалась щекой...

— Во мне еще столько нежности... И я так и живу с этим...Так и несу в себе эту нерастраченную любовь... Неужели так никого и не встречу? Я ведь просто обожаю готовить, но кому, кому мне готовить? А если бы вы видели, как я вышиваю, какие ковры умею плести, у меня вся квартира и дача в коврах, я все умею...

В эту минуту объявили, что самолет идет на снижение.

Моя попутчица вытерла набежавшие слезы, достала зеркальце, придирчиво осмотрела поблекший макияж и подкрасила губы. Она все еще оставалась в печальной задумчивости, но в глазах и уголках рта уже просыпалась легкая улыбка от радостного предвкушения встречи — она знала, что увидит сейчас своего болгарина. И впереди у нее — целых три дня счастья!