Первый Сокольнический отряд юных коммунистов (юков) был организован летом 1918 года.

В отряд вступали дети коммунистов, рабочих, фронтовиков. Костяком его стал сплоченный коллектив мальчишек с Рыбинки, из так называемой «Шапошниковой крепости» — многоквартирного дома городской бедноты. Брали в отряд и бездомных ребят, сирот.

Поселились юки в интернате. Это была двухэтажная дача в Сокольниках.

Районный военный комиссариат получил задание одеть членов отряда в форму. Форма была подготовлена к осени и зиме: френч из солдатского шинельного материала с тремя накладными карманами, с хлястиком на талии, настоящая солдатская папаха. А на костюмы был выдан защитного цвета бумажный материал — из него юки должны были сами сшить себе гимнастерки.

Большие материальные затраты на содержание отряда не могли пройти мимо районных партийных и советских органов.

Я вступила в отряд в январе 1919 года. Случилось это так. Мой отец, политком 16-й дивизии 9-й армии, приехал в Москву на похороны легендарного командира дивизии Василия Киквидзе, убитого шальной пулей на Южном фронте. Возвращаясь в армию, отец договорился, что с ним из Москвы уедет моя мать и поселится с младшей дочерью в каком-либо прифронтовом городе.

Мои два старших брата были курсантами Московских артиллерийских курсов и готовились к отправке на фронт, младший — двенадцатилетний брат Юрий уже жил в интернате отряда юков. Мне отец предложил выбрать одно из двух: или поехать с матерью, или пойти в интернат отряда юков.

Начальником отряда был Борис Трофимов, молодой человек восемнадцати-девятнадцати лет, образованный, музыкант. Борис хорошо знал нашу семью и просил содействовать отца тому, чтобы я пошла в отряд, так как здесь надо было организовать отделение девочек, а я подходила для этого и по возрасту — мне было четырнадцать лет, — и по общей подготовке.

В интернат к юкам я пришла, когда они находились уже в особняке на 3-й Мещанской (ныне Щепкина) улице. Это был двухэтажный дом с мраморной лестницей, с большим залом, где стоял рояль, с большим кабинетом с многочисленными книгами и камином. В особняке было много комнат, из которых прежние хозяева не успели вывезти часть мебели.

Кроме начальника в отряде была воспитательница — очень энергичная, средних лет женщина, Анна Федоровна Корзинкина, двенадцатилетний сын которой Петя пристал к отряду летом, а потом привел сюда работать свою мать. Анна Федоровна не имела педагогического образования, но понимала ребят, была инициативной, смелой женщиной, мастером на все руки.

Все в отряде было необычным и интересным: гордое название «юные коммунисты», красное знамя отряда, полувоенный строй жизни, подготовка к походам, обучение санитарному делу и вполне реальная мечта о винтовке — военкомат выделил несколько винтовок для обучения старших ребят стрельбе.

Отделения, из которых состоял отряд, включали ребят разных возрастов, но преимущественно 12—14 лет. Каждое отделение возглавлял начальник. Обычно начальниками отделений назначались наиболее взрослые и дисциплинированные ребята. Все начальники отделений были по убеждениям коммунистами, теперь бы мы сказали — комсомольцами, потому что возраст их был 14—16 лет. Александр Королев, Павел Галин, Леонид Трофимов, пишущая эти строки — все мы в дальнейшем стали членами Коммунистической партии, так же как и начальник отряда Борис Евстигнеевич Трофимов, впоследствии погибший на фронте Великой Отечественной войны.

Вечерами Борис собирал начальников отделений и старших ребят в своей комнате, рассказывал нам о предстоящих задачах, узнавал мнения, спрашивал совета, беседовал или читал. Почему-то особенно ярко запечатлелось чтение поэмы А. Блока «Двенадцать». На этих же совещаниях решался вопрос, о чем надо будет провести беседы с отделением. Темы выдвигались самые разные — от вопросов дисциплины до положения на фронтах.

На вечернем сборе отделения получали наряды на выполнение той или другой работы, и с утра каждый знал, что он должен делать.

В отряде господствовал принцип трудового воспитания. Мы все делали своими руками: убирали помещение, получали продукты на складе РВК, готовили пищу, кололи дрова и носили их на кухню и в ванную, шили форменные костюмы.

Учебный 1918/19 год для ребят, вступивших в отряд, пропал. Произошло это не только потому, что интернат переехал с дачи в Сокольниках на 3-ю Мещанскую улицу и ребята, посещавшие школу на Сокольническом шоссе, выбыли из нее. В основном это произошло потому, что в Москве был голод и всех детей весной собирались вывезти в хлебные районы. Наш отряд предполагалось в марте-апреле вывезти в Тамбовскую губернию.

Вся отрядная жизнь была подчинена подготовке к отъезду. Это не мешало Анне Федоровне по вечерам готовить с ребятами какое-то представление, делать бумажные костюмы и проводить репетиции. Не мешало это и начальнику отряда вечерами собирать ребят для разучивания юковских песен. Создавались они так: Борис сам сочинял слова, а подходящую музыку находил в знакомых ему произведениях классиков. Так появились на свет две бодрые песни про юных коммунистов, которые мы распевали, за неимением других. Из песен, что мы пели, до сих пор живет веселая «Картошка».

Отъезд из Москвы в Тамбовскую губернию был согласован с местными тамбовскими организациями. Отряду отвели брошенное бывшим хозяином имение «Дашковка» — большой двухэтажный кирпичный дом, к которому вела березовая аллея, и примыкающий к дому фруктовый сад. За домом начинался лиственный, преимущественно дубовый, лес, и неподалеку текла река Ворона. Станция железной дороги находилась в восьми верстах. Волостной исполком обязал принять в интернат пятнадцать девочек, оставшихся на попечении исполкома после реорганизации детского дома.

Выехать из Москвы в ту пору было нелегко — транспорт требовался на срочные военные нужды. Кроме того, встала проблема: чем кормить ребят во время переезда? Ребята во главе с Анной Федоровной пошли в Кремль. Их принял В. Д. Бонч-Бруевич и направил со своей запиской во ВЦИК к Авелю Енукидзе. Анна Федоровна рассказывала, как горячилась она, доказывая Енукидзе необходимость вывоза детей из голодающей Москвы. А Енукидзе успокаивал ее и говорил: «Ты волнуешься — я волнуюсь. Садись, будем разговаривать». Разговор этот разрешил все проблемы: четыре товарных вагона плюс хлеб и растительное масло обеспечивали выезд.

Жизнь в «Дашковке» потребовала больших трудовых усилий всех ребят. Надо было обживать брошенный дом, подготовить к весне заросший высоким сухостоем сад.

Помню, что начальники отделений ночью жгли сухую, в рост человека траву в саду, очищая землю и подготовляя ее к весенним работам. Перед ребятами была поставлена задача обработать заброшенный, одичавший сад, в котором росли десятки молодых яблонь, старые вишневые деревья. Пустующие участки сада надо было занять под различные огородные культуры — помидоры, огурцы, тыкву. Анна Федоровна руководила работой в саду и проявила себя хорошим агрономом — как будто всегда была им. Начальник отряда приобрел для ребят двух коров, за которыми надо было ухаживать. Мы с головой ушли в наши хозяйственные дела, работали с азартом.

1 Мая мы вышли на демонстрацию под красным знаменем отряда юных коммунистов. И хотя «Дашковка» была расположена в стороне от деревень — слух о приехавших в имение коммунистах быстро распространился в округе, в чем мы смогли вскоре убедиться.

Накануне Борис рассказал нам о первомайском празднике, о пролетарской солидарности, а потом сел за пианино. И мы пели «Интернационал» и все наши любимые песни, в том числе сочиненную Борисом песню юков «К равенству, братству, труду кто стремится». Всю ночь под праздник я и Вера Лойко пекли большие — с тарелку — белые лепешки, которыми угощали ребят в праздничный для нас день.

Каждый день приносил с собой новые задачи, требовал большого труда. Например, много хлопот доставили коровы, которых надо было пасти. Но они никак не хотели ходить по жаре и упорно лезли обратно в прохладный, сложенный из камня коровник. Все наши усилия и уговоры ни к чему не приводили, и в конце концов мы вынуждены были косить траву и носить ее коровам.

За несколько дней отряд приготовил большой запас дров для кухни.

Благодатная земля Тамбовщины вознаградила нас за труды в огороде — уродились чудесные огурцы, помидоры, громадные тыквы, которые ребята носили из сада на кухню на голове. Старые, развесистые вишневые деревья дали богатый урожай, и мы кормили ребят сочной, сладкой «владимиркой». Молоденькие яблони были усыпаны яблоками.

Нашу мирную жизнь неожиданно нарушил ночной налет «зеленых» — банды из кулацких сынков, дезертиров, живших, по-видимому, в ближайших деревнях, — они пришли в черных полумасках, боясь быть узнанными. Этот налет сильно перепугал ребят, которых грабители согнали в большой зал, предварительно содрав с них одеяла. Бандиты были вооружены, они искали руководителей отряда, но Борис был в отъезде, а Анна Федоровна выпрыгнула в окно из своей комнаты и спряталась в саду. Бандиты заметили это слишком поздно, стреляли по ней в темноту, но пули ее не задели.

В доме было два этажа и много комнат, поэтому часть ребят, в том числе девочки, только утром узнали про налет «зеленых», про то, что они унесли одеяла и большую часть запасов ткани, а также пообещали всех перебить, если отряд вызовет красноармейскую охрану.

Начальник отряда немедленно сообщил в Инжавино (наш волостной центр) о налете «зеленых», но, пока там выделяли красноармейцев для охраны отряда, бандиты еще раз нагрянули в имение, на этот раз среди белого дня. Ни Бориса, ни Анны Федоровны дома не было. Набив мешки продуктами, постреляв на всякий случай, бандиты ушли, пообещав скоро вернуться.

Для охраны детей в отряд прислали несколько вооруженных красноармейцев. «Зеленые» вели себя нагло и вызывающе, неподалеку от дома в лесу мы находили следы ночных костров, видели вооруженных всадников. Все это говорило о том, что нас не оставят в покое. В Тамбовской губернии, как известно, в течение 1918—1920 годов действовала банда Антонова, причинившая громадный вред советским организациям. Тогда мы этого не знали, не знали, что именно наш Кирсановский уезд был центром этой многотысячной банды, но нетрудно было понять, что несколько вооруженных красноармейцев не могут быть гарантией спокойной жизни детского интерната, в котором жили юные коммунисты.

Начальник отряда решил вернуть детей в Москву. Будущее подтвердило, насколько Борис был прав в своем решении.

Банда Антонова разрушила 60 совхозов, разгромила почти все кооперативы, продовольственные учреждения, убила свыше 300 работавших в них сотрудников и т. д.

Вывезти детей было нелегко — до Кирсанова надо было ехать на лошадях около 30 километров, а крестьяне требовали плату натурой, то есть вещами, сахаром, мылом, или вовсе отказывались ехать. Многие ребята до Кирсанова шли пешком, тех, кто был поменьше, везли. В Кирсанов прибыли все.

Так как железная дорога на Москву была перерезана бандой Мамонтова, мы поехали в Саратов, то есть в обратном к Москве направлении. В Саратове нам и детям из других детских учреждений дали пароход, и мы поплыли по Волге до Нижнего Новгорода (теперь Горький).

В разоренной, обливающейся кровью стране в самое тяжелое время осени 1919 года для детей находили все — и продукты, и железнодорожные вагоны, и пароходы.