Не так давно один публицист обнаружил и открыл нам, в чем сокровенная мечта ныне живущего человека. Во что бы то ни стало обзавестись машиной. Если же кто уверяет вслух, будто вовсе не жаждет заиметь личное авто, — он, публицист, простите, не поверит.

И когда мы разговорились с Виктором Тимофеевичем уже попросту, доверительно, я возьми и спроси его насчет машины. Мол, как вы, мечтаете?

— Худого ничего в личной машине не вижу. Но это, разумеется, не может быть целью жизни,— ответил, не задумываясь. — Ну, а для себя так и вовсе о личном автомобиле не думаю. Других забот мало? Захочу поехать мир посмотреть — сяду в поезд или в самолет... Так вот, сейчас видно, что просчитались мы немного. Часть растений при бороновании погибает. Значит, надо сеять более загущенно. Урок на будущее.

И далее о кукурузе, о ячмене, о культивации и способах борьбы с вредителями растений. И не как-то тихо-мирно, а с жаром, с напором, словно ему во что бы то ни стало надо отстоять свою точку зрения.

Объясняет, что нынешняя весна была неблагоприятна для смоленского земледельца, неустойчивая, с резкими колебаниями температуры и режима влаги. Но тем не менее рассчитывают на хороший урожай. Почему? Потому, что сеяли и обрабатывают по всем правилам агротехники.

И спешит поведать о том, какую огромную роль играет вовремя и хорошо проведенная междурядная обработка, внесенная в рядки аммиачная селитра...

Мы стоим на краю кукурузного поля. Вдали тарахтит трактор. Вольный полевой ветерок гуляет вокруг, качает белые зонтики болиголова, ерошит светлые волосы ученого агронома. Долгожданное солнце отсверкивает на оправе его очков, освещает и нежит каждый кукурузный стебелек.

На солнце, на небо глядит с пристрастием и упованием:

— Только бы так продержалось! Не нужен нам дождь. Косьба идет!

Когда трактор поравнялся с нами и остановился, — тотчас подскочил к сошникам, что-то там поправил, сказал трактористу:

— Глубже, Фомич, возьмем. Ну и... я надеюсь на вашу сознательность.

После таких его слов мне захотелось более внимательно вглядеться в него. «Ученый агроном», как он с юморком назвал себя, держится прямо, голову несет высоко и вообще во всей его ладной, стройной фигуре отчетливо заявлено то, что невольно хочется обозначить словом «интеллигентность». В жестах, в движениях сильных рук, в легком шаге чувствуется спортивная школа. Позже его жена Валя улыбнется и добавит доверительно: «Он танцует хорошо». Позже он заявит, что, увы, не всегда способен сохранять необходимую выдержку. «У меня характер, в общем, тяжелый. Меня мелочи способны вывести из себя. Раскричусь».

Что сейчас же, по случаю, и доказал, когда мы очутились на избитом, израненном самосвалами поле.

— Минимум пятнадцать гектаров испоганили! — не сдерживаясь, обрушивал гнев на шоферов, возивших из карьера гальку. — Какая же у человека должна быть низкая сознательность, если он способен ехать по овсу, уничтожать пашню! Продукции нынче с этой земли не видать.

Было дело, остановил машину с гравием, в упор спросил шофера:

— Хочешь много всего иметь?

Шофер опешил малость от неожиданности вопроса, но быстро сориентировался:

— Хочу.

— Не будет тебе этого! Пашню гробишь! Корм уничтожаешь! Сознание где?

В общем-то он твердо уверен, что мелочей в их земледельческом деле нет. Он не может понять и того, почему не сыскать на Смоленщине запасных частей для опрыскивателя, почему сами опрыскиватели столь допотопны. Механизаторы, которые ведут химобработку посевов, кивают в лад его речи:

— Верно говоришь, Тимофеич. Верно.

— Молодцы, ребята, молодцы, — поощряет он. — Хорошо работаете. Только, прошу вас, если пойдет дождь — остановитесь, переждите.

Дождь все-таки прорвется, а он, главный агроном, немедленно нагрянет к химобработчикам, чтобы проверить, убедиться, как они, не суетятся ли впустую.

Поле, залитое светлой зеленью молоденького льна, тоже не оставляет его сердце в покое.

— Больной вопрос — лен, — уверяет, страдальчески морщась. — Я вынужден сеять лен по льну. Нарушаю все правила агротехники. Я проделал необходимый анализ. Собираюсь кое-какую революцию сделать. При закладке следующего промфинплана буду отстаивать свою точку зрения. Убежден: чтобы получить хорошую продукцию, нужно пересмотреть структуру посевов. Нужно искать резервы повышения урожайности, а они есть.

На следующее утро Виктора Тимофеевича не оказалось, как бы это определить, на руководящем посту, что ли. Он ушел косить на неудобьях.

Впрочем, выяснилось, что никто этому давно не удивляется. В другой раз он самолично разводит ядохимикаты, потому что лишних рабочих рук нет, а кто и мог бы — вдруг раскапризничался.

Проезжий шофер не стерпит, сообщит его жене напрямую:

— Агронома так надолго не хватит. Грузит твой Тимофеич. Чересчур рьяно мешки таскает.

А поздно вечером работает на своем приусадебном участке, доделывает, достраивает дом. В народе это называется «крутится как белка в колесе».

И что же, устраивает его этакая весьма напряженная жизнь?

— Вполне, — отвечает. — Я же не «романтик».

Насчет романтики у него свое представление.

— Скитаться с места на место — не по мне. Я со Смоленщины никуда не уезжал и уезжать не собираюсь. Зачем? Моя профессия требует усидчивости. Я должен получать удовлетворение, должен видеть результаты своего труда. Они же не вдруг приходят.

То есть и опять все сводит к урожайности, урожаю...

Так кто же перед нами в конце-то концов? Полный бессребреник? Дон Кихот? Безоглядный энтузиаст, для которого весь смысл жизни сводится к делу?

Нет, не здесь, как вырисовывается постепенно, ключ к разгадке этого очень не простого, хотя в то же время и поразительно ясного, определенного, прямодушного человека. Деньги ему, конечно, тоже нужны, как всем и каждому: семья, сын растет. А еще ему нужно оправдать доверие колхоза, который в свое время послал его учиться, обеспечил стипендией. Но более всего, однако, ему нужны хорошие, достойные урожаи для того, чтобы иметь право на самоуважение, чтобы жить в ладу с собственной совестью.

А лет Виктору Тимофеевичу Иванову двадцать девять. Много это или мало? Для кого-то — много, кто уже в эти годы успел состариться душой, прижухнуть в уголке мелких желаний, пустых надежд. Здесь же — совсем иная духовная стать. Беззаветно юн душою Тимофеич, как зовут его колхозники. Явно, и категорично вырос он из того возраста, когда ведут человека по жизни так называемые «подростковые» мечты. Его душе свойственна зрелость «не мальчика, но мужа». Ему мало быть «на уровне», «как все». Он страшится измельчать, стать озабоченным лишь личным благополучием, не желает растрачивать себя на цели, которые ниже его творческих возможностей. Он готов служить только тому, что важно его душе.

И для всего этого он выбрал, отметим, не какой-нибудь экзотический уголок нашей необъятной Родины, не какое-нибудь диковинное поприще, сулящее громкую славу, скорую моральную и материальную отдачу, а работу агронома в самом заурядном хозяйстве на Смоленщине. Твердо убежден — родная земля, как ничто другое, более всего нуждается в его знаниях, умении, энергии. Он ей как бы давненько задолжал. Это же она, кормилица беззаветная, поставила его на ноги, напоила красотой.

Впрочем, когда-то хотел быть не агрономом, а историком. И не история ли его славной, героической, многострадальной Смоленщины разбередила в его сердце боль за то, что до сих пор его родные края не справились до конца с экономическим застоем?

Именно это — преданная до боли любовь к родной земле и чувство личной, нравственной ответственности за судьбу земляков — руководит желаниями и поступками главного агронома, о котором у тех же механизаторов сложилось вполне определенное мнение:

— Все бегом, бегом. Все хочет скорее. А не всегда получается. Кипучий человек, деревне нужный.

Само собой, мимо «кипучего» агронома не стороной прошла Продовольственная программа, одобренная майским Пленумом ЦК КПСС, а задела его за живое. И, пожалуй, особенно его, особенно подобных ему, «кипучих» людей, потому что отразила со всей возможной полнотой насущные запросы их «кипучей» души. Запросы тех, кому свойственно обостренное чувство социальной ответственности, у кого высока мера требовательности к себе.

И без того более склонный говорить о невыполненных задачах, чем о выполненных, пуще всего боящийся где-то как-то сфальшивить, агроном Иванов получил вдруг как бы добавочный заряд страсти и мужества, абсолютное подтверждение правильности накипевших в нем мыслей и чувств. И теперь он с неизменным жаром доказывает:

— Нелепо думать, что раз есть Программа — все сразу же изменится как по мановению волшебной палочки. Кому менять? Нам. Необходимы добавочные усилия каждого земледельца. Но многого можно добиться уже сегодня. У нас есть резервы, и немалые. Велики потери на уборке. Можно избавиться? Вполне.

Человек дела, он уже продумал ситуацию, сыскал реальные пути к решению проблемы. Вывел: уборку следует вести не как сейчас, сразу в трех бригадах, а в зависимости от условий. Где раньше поспеет — туда и все силы. Не будет распыления техники, трудовых ресурсов.

Выверил, высчитал, что производству в колхозе не нужно три бригадира. Их доля в организации дела очень низкая. Их функции вполне могут выполнять специалисты.

— Должна быть у нас цеховая структура. Необходимо организовать работу всех растениеводческих звеньев так, чтобы люди были заинтересованы в конечном результате своего труда. Азбука. А мы все по старинке.

Есть у него и свое продуманное мнение о месте специалиста в хозяйстве:

— Мы, надо признать, пока неважные руководители, кпд у нас низкий. Подчас дублируем друг друга, крутимся по полям. Не хватает последовательности. Много расхлябанности спускаем, «не замечаем»! Потом вдруг спохватываемся, наказываем. Какой толк? От случая к случаю...

И еще есть у него ряд вполне конкретных предложений. Когда он говорит обо всем этом, в голосе звучит та напористая, страстная энергия духа, которая рассчитана на преодоление, на борьбу, на готовность сразиться и победить.

Не остается сомнений: крестьянский сын Иванов после окончания смоленского филиала «Тимирязевки» возвращался в колхоз не с закрытыми глазами. Знал: пока что смоленской деревне не хватает рабочих рук. Производство часто страдает от низкой дисциплины, бескультурья, от готовности обходиться малым. Одними призывами положение не исправишь. Необходим личный пример.

Само собой, легче исходить из идеальных возможностей, но совесть подсказывает — из реальных. И потому он не только выполняет свои непосредственные обязанности главного агронома, но безотказно берет в руки косу, сеет ночью «под фарами» как рядовой колхозник, «выкладывается весь».

Сам вместе с женой оштукатурил, отделал «коробку» дома, которая стояла в селе пустой, ничейной еще до его поступления в академию. Высадили вокруг дома деревья. Издалека возили чернозем.

Над ними посмеивались, мол, к чему надрываетесь, к чему так уж тщательно. Но все та же огромная вера в силу личного примера заставляет молодого агронома все выполнять на совесть, как бы показательно.

Он и жену призывает «не опускаться», всегда быть хорошо одетой, обед готовить не абы какой, а «с фантазией». Сочетать без ущерба для себя уход за поросятами, которые, как и у всех тут, похрюкивают в сарайчике, с интересами души. Не остывая, собирать библиотеку, не бросать увлечения фотографией.

Одним словом, Иванов основательно решил осесть на земле в колхозе «Первое Мая» и делать свое дело, по мере сил совершенствовать жизнь вокруг и себя вместе с ней.

Однако можно ли воспеть самоотверженность его и подобных ему и с легким сердцем поставить на этом точку? Думаю, нет. Начнем с того, что такие люди, как Иванов, едут в деревню не для того лишь, чтоб работать от сих до сих, а все-таки с юношеским желанием сделать «революцию», о чем говорят с юмором, но все-таки серьезно. Всегда ли они находят единомышленников в хозяйствах, всегда ли «начальство» готово поддержать их начинания?

Много сейчас молодых специалистов на Смоленщине. Открытый в областном центре в 1980 году филиал «Тимирязевки» уже дал области 350 агрономов, зоотехников, экономистов... О многих идут отличные отзывы с мест.

Но как они живут, где, как работают, что у них получается, а что нет и почему? К сожалению, не всегда еще над этими вопросами задумываются.

Молодой агроном Иванов не мечтает о личной машине, но о возможностях для полной реализации своей личности мечтает. О постоянных, раза два-три в году творческих семинарах, где бы собирались агрономы-практики и обменивались своим конкретным опытом и где бы им, каждому, непременно задавали вопрос: «Как настроение, товарищ агроном?»

Вот так, попросту, с сердечной заинтересованностью. В общем-то это истина старая, что человек нуждается в постоянном внимании, нельзя его, какой бы он энтузиаст, подвижник ни был, бросать, как говорится, на произвол судьбы. Но и вечно новая.

Шумячский район.

Смоленская область

«Правда», 18 июля 1982 года.