Вообще-то я  фотограф. Ну и оператор немножко. Ну как, немножко. Я хороший вообще-то оператор. Только медленный. Обстоятельный. Такой, в общем, неторопливый. Потому что тщательный. Потому что мгновения останавливать - моя работа. Ну, то есть, останавливать мгновения - моя работа. Да, так точнее.

Раньше я новости снимал, но меня оттудова поперли - ты, говорят, слишком медленный, а у нас тут все динамично меняется, и некогда ждать, когда ты выставишься, чтоб три уровня глубины. Ты пока выставишься, уже все событие закончилось, спикеры разбежались, автозаки разъехались и конкуренты по всем каналам отстрелялись, а ты еще микрофон не подключил.

Тогда я обиделся и решил свадьбы снимать. Но тоже не покатило. Потому что фата у невесты неправильно лежала, весь снимок портила, я три раза бегал поправлял. Только поправишь, а она тыквой своей лакированной дернет - опять поправляй. Ну и пока я готовился, жених невесту уронил. На снимке как раз момент падения зафиксирован. Спасибо, камеру мне не разбил – и то только потому, что руки у него тряслись,  не попал.  А чем я виноват-то? Что невеста жрет как не в себя, а задохлик этот в спортзале гири потягать накануне свадьбы не удосужился?

В общем, не вышло со свадьбами.

А тут кино просят снять. Про ученого Сидора Викентьевича Мерлендорфа. Сам-то я такого не знаю. Но снимать согласился, конечно - мой формат. Ученые, они ж стабильные - сидят себе, работают тихонечко, думают, замерев в позе орла... в смысле, мыслителя.

В общем, я сразу согласился. Камеру даже новую купил. Приезжаю -  а мне двух студентов подсовывают: сними, говорят, их живенько, ты ж умеешь, ты ж в новостях работал.

А студенты эти ни минуты спокойно не постоят - по лестнице вверх, по лестнице вниз, вдоль коридора бегом… снимай их! Ну я стабилизатор и нажал.

Утром, я спал еще, звонят. Снимаю трубку - а оттуда неприличное. И, главное, нет бы спокойно объяснить, в чем проблема - сразу матом. Пока орали, я кофе успел налить. И они мне еще будут говорить, что я тормоз. 

В общем, выяснилось, что съемка вся в корзину. Потому что я стабилизатор два раза нажал.  Нет, ну а чего? Я ж тоже человек! Студентов двое, оба дерганые.

Ладно, говорят, будешь отрабатывать. Поедешь на кладбище, могилу ученого снимать. Там уже все стабилизированные, дальше некуда.

В смысле, - спрашиваю, - могилу? Он что, умер? А когда?

Тут из трубки заматерились так, что я чуть телефон в кофе не уронил. Адрес обещали сообщением прислать.

Ладно, поехал на кладбище. Рано вышел, чтоб успеть. Часа три плутал, наконец нашел могилу. А она вся в снегу. Я знаю, та, не та?

Звоню: дескать, как узнать, та, не та могилка-то? Она ж в снегу. А мне из трубки: ты снег-то убери! А как я его уберу? Голыми руками? Нам, говорят, до без разницы, как, только чтоб имя ученого было!

Пришлось и правда голыми руками.  Откопал имя,  готовлюсь.  Вдруг опять звонят.  Снял уже? - спрашивают. Нет, говорю, выставляюсь. А цветы на могилу положил? Какие, говорю, цветы, сугробы вокруг. А оттуда опять матом.

Выяснилось, в общем, что они мне еще утром денег на цветы перевели, а я-то сообщения только вечером смотрю, такое у меня незыблемое правило.  В общем, проорались там, успокоились и велели с соседней могилы цветочки взять. Тут уж я заорал: это ж чистая уголовщина, воровство, криминал! А там вздохнули тяжело и говорят: если поймают, звони нам, отмажем тебя. А если не отмажете, интересуюсь. А если не отмажем, до конца срока обязуемся тебе доширак в передачах слать. Или что ты там на воле есть любил.

Ну и пошел я по кладбищу цветы искать. Поблизости не оказалось, пришлось на другой участок тащиться. А камеру ж не оставишь! Нашел. На могиле великой актрисы прошлого Венеры Зимогоговой. Гвоздики искусственные. Нормально, думаю, зато не осыплются, пока несу да укладываю.

В общем, снова выставляться надо. А свет уходит - зима. Но я успел, все снял. И пейзаж. И руки свои красные от мороза. И гвоздики. Пока собрался, стемнело. Но я все равно решил цветы обратно отнести на ту могилу, с которой принес...

Только через оградку перелез, слышу за спиной: "Ах ты ж ворюга, ничего святого!"

Поворачиваюсь - бабка стоит. Старая, злая и легко одетая, в белом платье до пят.  Я ей: да вы не думайте, бабушка, это я с другой могилки их взял ненадолго, для съемочки, а теперь обратно вот положить хочу.

Знаю, говорит бабка. Это ты их с моей могилы взял. А чего снимаешь-то?

То-то, думаю, лицо этой бабки мне знакомое! Точно, сама Зимогогова!

Извините, говорю, уважаемая Венера, как вас по батюшке, не помню.  Кино снимаю про великого ученого Мерлендорфа.

- Эт про Сидора, чтоль? - хмыкает бабка. - Великий, тоже мне.

И тут из могилы раздается тоооненький скрипучий голосок:

- Это чем же я тебе, продажная женщина, не великий?

- А что, ты, небось, нобелевский лауреат, а я и не знала? - ехидничает старуха.

Тут профессор Мерлендорф из могилы как выскочит! И как понеслось у них! Я из этой перепалки понял только, что у них в тридцать лохматом году, по молодости, роман был. Ну и пока они рулились там, я камеру по-тихому собрал, цветы на место отнес и давай бог ноги. Всю ночь проплутал, еле к утру выбрался.

Дождался, когда цветочный ларек при кладбище откроется, купил два букета и отнес - один ей, другой ему. Ну так, на всякий случай.

На следующую ночь явилась  мне во сне  Зимогогова и говорит: предсказываю тебе, добрый юноша, что с кина про этого фуфела тебя попрут. Но ты не теряйся и прямо сразу иди в музей имени меня, они тебя возьмут, я сейчас ихнему директору явлюсь и накажу строго, чтоб только тебя. Потому что ты честный и стабильный. И за цветочки спасибо. Еще приходи. А Сидору чтоб больше ни одуванчика, понял?

И вот теперь я работаю в музее Венеры Зимогоговой. Премного доволен - посетители у нас раз в два месяца, все люди почтенные, спокойные, а экспонаты тихие и лежат красиво.

А с проекта про этого фуфела меня и правда поперли. Потому что снег с имени я стряхнул, а с фамилии не догадался.